Эннио Морриконе умер сегодня ночью. Ему был 91 год. Он не будет забыт.
Морриконе пришел к успеху вместе с послевоенным подъемом нового поколения итальянских интеллектуалов - которые родились при фашизме, пережили войну подростками и успели много чего увидеть и осознать и во многом разочароваться. Леоне, Корбуччи, Ардженто и другие были лишены иллюзий, даже не думали мечтать о прекрасном будущем и потому сумели вписаться в новый токсичный мир. Добились коммерческого успеха, "продались дорого" - но не отбросили свой кризисный опыт, а встроили его в массовые продукты, научились говорить сложные, спорные и иногда даже отталкивающие вещи простым языком, который нелегко будет игнорировать.
Морриконе - один из них. Он был явно шире, чем требовалось Голливуду - и, в общем-то, смотрел на него свысока (например, отказался учить английский и сочинял всю жизнь в Риме, никуда не переезжая). Смысл его музыки был разнообразней и жестче, и не сводился к сладенькой грусти "Одинокого пастуха" (к которому он никакого отношения, в общем-то, и не имеет). Массовая культура честно пыталась сгладить его, причесать и отполировать острые края - но у нее не получилось.
Да, он писал простую музыку - но только внешне. На самом деле, он просто знал, что ноты сами по себе не важны - важно то, что вокруг них. Простые структуры не означают простых смыслов. Даже элементарно построенная музыка может сработать в сто раз сильнее, если вокруг нее создать эмоционально усложняющий контекст.
Морриконе понимает это очень отчетливо и систематически стремится к именно такому эффекту. В этом смысле он прямой драматургический наследник Верди или Пуччини (см. "Риголетто", "Тоска" итд.). Ему повезло встретить Серджо Леоне, который понимал это не хуже и фильмы ставил как оперы (или, судя по хореографии перестрелок, как балеты). Длил кадры, давая музыке дозвучать. Создавал и ставил сцены под уже готовые номера.
При этом фильмы Леоне полны насилия (в т.ч. пыток под музыку), черного юмора и цинизма. Герои всегда находятся в центре жизненной катастрофы - личной или общечеловеческой (как гражданская война в "Хорошем, плохом, злом"). Друзья предают (как в "Однажды в Америке"). Коллеги по очереди подставляют друг друга, а потом снова сотрудничают, как ни в чем не бывало ("На несколько долларов больше" или тот же ХПЗ). Месть за давно забытые преступления за годы успевает выжечь мстителя изнутри и когда в конце он все-таки победит, то уже не в силах ничего почувствовать ("Однажды на Диком Западе"). Силы добра терпят поражение - так в "Великом молчании" Корбуччи, Леоне же вообще не верит ни в какое "добро", для него в любом организованном противостоянии все стороны одинаково мерзкие, а выжить и хоть как-то сохранить себя в нем может только посторонний, одиночка, холодный наблюдатель, вовлечение означает неминуемый провал.
Саундтреки в этих фильмах звучат как последний отблеск надежды, буквально как луч света в темноте - на уровне сюжета надеяться там особо не на что, и только музыка удерживает происходящее от погружения в окончательный моральный релятивизм, возгоняет происходящее до масштабов эпоса и оплакивает проигравших, для которых никакого "лучшего будущего" уже не осталось.
Композиторски Морриконе, на самом деле, далеко не примитивен - и близко нет. Очевидно, что он один из тех, кому мы в итоге обязаны нынешним сиропным цунами "неоклассики" - но сам он гораздо, гораздо сложнее, чем его подражатели (которые кроме как перебирать арпеджио на пианино обычно больше ничего не умеют или не хотят уметь). У него за плечами крайне разнообразный бэкграунд - консерваторский диплом трубача, учеба у мэтра итальянского модерна Гоффредо Петрасси (и 9,5 из 10 за дипломную работу), джаз, поп-аранжировки для национального радио, импровизационные практики с сериализмом и конкретной музыкой в авангардной тусовке Nuova Consonanza итд. - и в музыке всё это слышно.
В его нотах есть масса тонкостей и загадок, которые надо отсматривать отдельно и тщательно. Сломы квадрата и асинхрония, ладовое варьирование и политональные наложения, использование барочных басовых формул и медленных, почти ритуальных, танцевальных ритмов итд. И еще аранжировка, саунд. Из-за бюджетных ограничений (а первые спагетти-фильмы снимались очень дешево) чувак фактически перепридумал музыкальный дизайн вестерна заново. Вместо оркестрового пафоса эпохи Джона Форда - какие-то щелчки, стуки, удары и выкрики. Возможно, так стрекочут насекомые в прериях, если не скачешь по ним молодецки на коне, а плетешься пешком, галлюцинируя от жары, когда твоего коня увели коллеги по ремеслу (и оставили тебя умирать посреди пустыни, nothing personal - just business).
Музыка создается буквально из подручных материалов. Электрогитара или сопрано возникнут в треке, потому что друзья согласились поучаствовать в записи. Из музыки обязательно будет торчать гвоздиком гротескный тембр - флейта-пикколо, карильон, губная гармошка - и застрянет в ушах так, что не вытащишь. Самым лирическим инструментом внезапно окажется труба (привет то ли оркестрам Мариачи, то ли скерцо 9 симфонии Малера - плюс, конечно, собственному опыту исполнителя). Хор будет петь так, как могли бы петь где-то там души убитых солдат.
Найдите сегодня вечером "Долларовую трилогию" (а потом и всё остальное) и послушайте. Как две банды в "За пригоршню долларов" обмениваются пленными. Как герой Ли ван Клиффа приходит в форт, где лечатся раненые - подростки, почти дети. Как Илай Уолах носится кругами по кладбищу безымянных солдат и размытые могилы превращаются в адский вихрь, в одну гигантскую гекатомбу (одно из самых пронзительных антивоенных высказываний, наверное, вообще в истории кино). Как поезд оставляет на полустанке Чарльза Бронсона с чемоданом против троих головорезов. Как истаивает в опиумной курильне герой де Ниро, для которого не осталось ничего, кроме прошлого. Как герой Бельмондо идет к вертолету. Как пробирается сквозь пургу последний дилижанс до Ред Рок.